Я директор рекламного агентства. Я ношу очки без диоптрий, шелковые костюмы от Армани и татуировку энсо на лодыжке. Энсо — это такой буддистский символ. Коллектив считает меня стервой, но я просто знаю, чего хочу. У меня уже нет мужа и ещё нет любовника. Мне тридцать два, дочери десять, я люблю дочь, люблю свою работу, и вообще у меня всё зашибись.
Я хороший?
- Тексты
- 21, Май 2017
- Просмотров 1493
Если бы я писала романы в дешевых обложках, я бы тут пометила, что героиня нервно затянулась сигаретой и задумалась. К счастью, я не пишу романов. Я пишу исключительно тексты — о строителях, комбайнах и заводах. С утра до вечера я занимаюсь текстами, сайтами, роликами, заказчиками. Мне это нравится. Мне нравится, что комбайн может стать героем рекламного ролика и разговаривать, что с актерами можно разыграть целую историю, что я беру интервью у людей интересных и состоявшихся.
И при этом никаких грязных мужских носков в квартире.
Хотя любовника завести все же придется — для здоровья, как говорит Юлька, а Юлька плохого не посоветует.
Вот этим всем была полна моя голова, когда пришла эсэмэска: «Я хороший?».
Помните этот эпизод из фильма «О чем говорят мужчины», когда герой Бараца рассказывает о своей бывшей:
— Расстались. Пишешь ей последнюю эсэмэску. Она не отвечает, не звонит. Всё. И тут от неё через год приходит эсэмэска: «Снег идёт…»
Ага. Они еще что-то говорят о женской логике.
Мы пять лет с ним не общались. Да и расстались как-то мутно. То ли я от него ушла, то ли он от меня. И тут — здрасте: «Я хороший?»…
Настроение было нормальное, я и отшутилась: «Местами».
«Я не об этом, — тут же пришёл ответ. — Вообще я — хороший?».
Тут я стала в тупик. Можно, конечно, продолжать этот философский диалог, но зачем? Ясно, что Иван накатил и теперь жалеет себя. А я давно уже не гожусь на роль утешительницы. Да, собственно, никогда не годилась.
Ваня был влюблен в меня еще со студенчества. А мне он просто нравился. Я не была влюблена и уж совсем не строила планов на совместную жизнь. Не таким я представляла себе тогда мужа. Поэтому я вышла замуж за Игоря, который был перспективен и положителен, сразу после института родила Владку и некоторое время играла в хорошую жену. Занималась домом, готовила еду. Даже согласилась жить с его мамой — потому что так было принято у казаков, а Игорь считал себя казаком. В доме были книги про казачество, шашки и даже бурка. Я научилась готовить суп с галушками и правильные вареники. С его мамой, правда, мы так и не подружились.
А потом в один прекрасный момент я проснулась утром, посмотрела на мужчину, сопевшего рядом в кровати, и подумала: «Господи, что же я делаю? Ведь жизнь — она такая короткая, промелькнет — не заметишь. И что я предъявлю в финале? Галушки с варениками? Маловато будет…»
Я подала на развод. Игорь ничего не понимал, пытался меня остановить, но это было бессмысленно. После развода отношения с ним и его мамой навсегда остались испорченными.
И вот тогда-то на горизонте снова возник Ваня, по-прежнему влюбленный в меня. И маятник моей жизни качнулся от спокойствия к страстям. Такого бурного романа у меня никогда не было и, надеюсь, больше не будет. Ссоры, примирения, расставания, встречи, даже драки! Мы умудрились поссориться даже во время регистрации брака — да-да, мы дошли до ЗАГСа и там так орали друг на друга, что впору было тут же разводиться… Но развелись мы позже. Когда страсти выкипели, и у меня внутри ничего не осталось.
Оказывается, так бывает. И я даже точно не помню, то ли я от него ушла, то ли он от меня… Да это было и не важно. Просто все закончилось. Возможно, я не создана для семьи. Возможно, любовь — не главное в моей жизни.
После развода мы с ним не виделись. Пять лет. Ходили слухи, что он сильно пил, опустился.
И вдруг сегодня это: «Я хороший?».
Я отогнала ненужные воспоминания, придвинула компьютер поближе, сбросила узкие лодочки. Работы еще много, хватит отвлекаться.
Но тут телефон затренькал не переставая. Одна за другой приходили короткие эсэмэски.
«Молчишь?»
«Я дрянь, да?»
«У меня никого нет, кроме тебя».
«Я хочу тебя видеть».
«Приезжай».
«Пожалуйста».
Я выключила звук телефона, но строчки продолжали появляться на экране.
«Последний раз».
«Никогда не просил».
«Можем не увидеться больше».
Пьяный, конечно, пьяный. Как противно, Господи…
Строчки мешали сосредоточиться, плясали перед глазами.
«Мне очень плохо».
«Спаси меня».
Я в сердцах выключила компьютер. Я, конечно, не утешительница, но все же и не последняя дрянь, а у него явно что-то стряслось. В конце концов, раньше он никогда меня не звал.
Взяла сумочку, написала в ответ: «Что случилось?»
Он не ответил.
Я написала: «Еду».
Ваня жил на другом конце города, с матерью, в маленьком домике с кустами сирени перед окнами. Был конец августа, горожане вернулись с отдыха, и пробок избежать не удалось.
Я приехала примерно через час. Телефон молчал. Я вошла во двор, постучала в дверь. Никто не вышел. Я снова постучала.
Вышла Елизавета Степановна.
— Дина, ты? А ты как?.. Откуда?..
— Ваня дома?
Елизавета Степановна странно посмотрела на меня и посторонилась, пропуская в дом.
Ваня сидел за столом, уставленным бутылками, пустыми и полупустыми. Елизавета Степановна шла за мной и почему-то шепотом рассказывала:
— Я к сестре ездила на несколько дней. Вернулась только что. Знала бы — не поехала ни за что…
Я, ещё ничего не понимая, подошла к Ване. Он неподвижно сидел, глядя куда-то мимо меня, сжимая в руках телефон. Я наклонилась.
«Я хороший?», — было написано в его глазах, уже начинавших мутнеть.