Сергей Бузмаков

ПРОСТЫЕ СЛОЖНЫЕ ИСТОРИИ

Книга имеет внешность привлекательную. Я бы даже сказал — изысканную. Редкое сочетание простоты и изящества. Обложка являет нам смелое и при этом (также редкость!) тактичное вторжение на территорию классиков импрессионизма. А фотографии Нины Ай-Артян, исполненные в технике «сепия», в коей так важно чувство меры, подчеркивают вышеупомянутое. Книга вышла в питерском издательстве, и теперь о ее характере. Каков он? Да и имеется ли?

Опасения такие не напрасны. Ведь это первая книга художественной прозы Натальи Тованчёвой. Иными словами — полноценный литературный дебют.

Ну и что же здесь такого, спросите? Ведь книг ныне издается, в том числе проходящих как 6ы по ведомству художественной литературы, столько, что афоризм середины 90-х годов прошлого века «Россия из страны читающей превратилась в страну пишущую» давно уже не словесная меткость, а пугающий перспективами диагноз.

Но я объясню свои опасения: перед нами книга не какого-нибудь безграмотного блогера, снедаемого тщеславием, а известного в крае человека. Яркой состоявшейся личности. Талантливого журналиста, незаурядного руководителя крупной телерадиокомпании. Да и просто обаятельной женщины.

И вот в том-то и дело — всего этого качественного набора мало для мира художественного творчества, у которого свои законы, свой «табель о рангах» и, если хотите, свой «гамбургский счет».

Вступая в этот мир, продираясь с толстовской «энергией заблуждения» сквозь его заросли, пади и топи, следует соблюдать известную осторожность. Уже хотя бы потому, что все это необозримое пространство полно непредсказуемости. И, конечно, в мире художественной литературы должно присутствовать все: все формы, все виды, все потенции и актуальности. Все направления творческой мысли, наконец. Преломленные, разумеется, через художественную образность.

Задачи, как видим, иные, нежели даже вершинные в публицистике, в журналистике. Справится ли с ними начинающий писатель? И вот книга прочитана… По редакторской привычке — с придирчивым карандашиком в руке. Некоторые из 37 рассказов перечитаны — просто перечитаны, без подручных средств, — потому что царапнули меня как читателя. А это признаки настоящей литературы, которая должна царапать, а не убаюкивать.

Рассказы короткие. Кстати, писать короткие рассказы (сама Наталья Тованчёва называет свои произведения «рассказиками», и мне эта авторская самоирония очень нравится) отнюдь не легче, чем повести и романы. Скорее, наоборот. В коротком рассказе автор не отдохнет, как в повести или романе. Здесь каждое слово на виду и несет большую ответственность. А еще в коротком рассказе, в миниатюре — все срывы как на ладони. Есть они и у Натальи Тованчёвой: даже те, что, казалось 6ы, искусно смикшированы под сленг. Оттого и досадуешь, их обнаруживая. И в который уже раз сетуешь на то, что канул в Лету институт редактирования книги.

Проза Натальи Тованчёвой сюжетная. Причем акцентированно сюжетная. Погруженность в сюжет позволяет автору и выработать ритм, и наполнить его энергией собственных переживаний, несмотря даже на то, что почти все рассказы написаны от третьего лица. Все это и делает невымышленное повествование художественным. Повествование живет, а не существует на бумаге.

Скрытым действующим лицом произведений Натальи Тованчёвой к тому же является некая сила, которую можно условно назвать иронически, а иногда и трагически настроенной «судьбой», все время мешающей человеку достигнуть желаемого. Мотив поиска идеального спутника, обретения его и последующей утраты также присутствует, ощущается нами — читателями.

«На проехавшем мимо мерсе она заметила резной желтый лист, трогательно прилепившийся к боковому Стеклу. Вот так и она 6ы прилепилась к кому-нибудь большому и надежному и мчалась 6ы с ним по жизни…» -это из рассказа «День рождения».

Вообще, все герои книги ищут счастья, хотят любить и быть любимыми, избавиться от мучительного одиночества, в котором мы все пребываем, и в этом непостижимая драматургия жизни — от колыбели до последних, судьбою отмеренных нам дней. Пребываем среди наших восприятий, мыслей, снов, страданий, опасений, надежд.

Вот характерный пример: «Я умею разговаривать со скатом, — думала она. — И скат меня понимает. А с мужем я разговаривать разучилась… Как-то не о чем стало… Раньше они с Женькой могли разговаривать часами. Вроде бы ни о чем особенном — а часами. И так понимали друг друга…» — рассказ «Я умею разговаривать со скатом».

В лучших, на мой взгляд, рассказах: «Полеты и прыжки», «Пигмалион», «День рождения», «Другая любовь», «Ромовая баба», «Как в сказке», «Красные колготки», «Эрики», «Пароль., «Я умею разговаривать со скатом», «Туника», «Монологи о любви» — присутствует и развивается та сложная спонтанность, которая затягивает, не давая почувствовать потуг сочинительского труда.

Подобный сплав естественности и искусности — столь же редкое и труднодостигаемое сочетание. Простая история со столь же простой убедительностью подачи сложной темы — дорогого стоит. Призову в поручители этого классика. «Простое — сложно. Сложное — просто». Это Василий Макарович Шукшин. Из его «Рабочих тетрадей».

Итак, вывод, развеявший мои первоначальные опасения: книга Натальи Тованчёвой «Очень всякая жизнь» — явление художественное. Существующее (поздравим, наконец, автора!) в традициях русской литературы. С внятностью замысла, занимательностью сюжета, стремлением выйти за рамки внешнего, и только, бытописания, с героями реалистичными, емкими, индивидуальными.

Еще одно наблюдение, немаловажное для читательского восприятия. Автор умело, лапидарно выписывает пейзаж. О нем современная литература как-то незаслуженно забыла. А ведь пейзаж должен существовать в прозе как герой, а не только как фон вещи, иначе вещь будет очень плоскостной.

Там, где простой человек зевнет от скуки, художник обретет образ. Вот, например, как начинается рассказ «Легкий характер»: «Облако в небе было похоже на древнегреческого сфинкса. Крылатая львица с головой женщины. Полина смотрела на него до тех пор, пока оно не начало истаивать и превращаться просто в комок рыхлой ваты в ярко-голубом небе».

Есть в лучших рассказах Натальи Тованчёвой и та основа, пусть она еще зыбка, неустойчива, но не забудем, что мы говорим о литературном дебюте, которая позволяет предаться размышлениям: почему герои поступают так, а не иначе?

В традициях русской литературы давать такую мотивировку в форме психологического анализа. Это уплотняет прозу. Она тяжелеет. И здесь важен особо язык. Если он пластичен, не прячется за штампы и шаблоны — тяжести этой не замечаешь. Вернее, тяжесть есть, но с ней хорошо. Она твоя, ты с ней свыкаешься, приноравливаешься с каждой прочитанной страницей.

Категорично утверждать, что автор обладает своим, легко узнаваемым художественным почерком, мне все же представляется делом преждевременным. Скорее, этот почерк в стадии становления. Тем интереснее ждать продолжения.