Рикки и Повери

Рикки и Повери

Синьора была под стать своему телефону — в длинной ситцевой юбке, простенькой кофточке, со сверкающими желтым металлом зубами, с какой-то торбой в руках. Встреть такую на южном российском или украинском базаре — не удивишься. А тут она явно выделялась из толпы.

— Шо ты ишь? Яблуко? Та ни, мэни показалось, шо ты яблуко ишь, — раздавалось под высокими сводами станции.

Жизнерадостно разговаривая с кем-то невидимым о яблоках, синьора цепкими голубыми глазами оглядывала окрестности. Мы в это время сражались с компостером, который никак не хотел принимать наши билеты. Синьора тоже подошла к компостеру, понаблюдала за нашими мучениями и быстро сориентировалась.

— Нон фунциона, — сказала она по-итальянски. Мы поняли и кивнули. Все вместе прошли к следующей машине, успешно проделавшей дырочки в наших картонках.

— Грация милле, — поблагодарили мы синьору и заговорили друг с другом по-русски.

— Так вы русские? — спросила синьора на сей раз по-русски. — А я смотрю, англичане, что ли. А вы русские. Живёте здесь?

Мы отрапортовали, что туристы, и разговорились.

— Меня Евдокия зовут. Сейчас так уже не называют никого. Я семнадцать лет тут живу. Домой приеду на три месяца, на полгода — и обратно. Надо ж помогать детям, внукам. У меня два внука — мальчику одиннадцать лет, а девочке четыре месяца.

— Дети здесь, с вами?

— Нет, зачем? Не надо им это. У меня работа тяжёлая. Я за стариками ухаживаю. Кого бросили, у кого нет никого. Деньги есть у них, а здоровья нет… Один был, сто один год ему. Худенький такой. Но ничего, нормальный. А вот другая, девяносто девять лет, с головой не дружила. Я не сразу поняла. Вижу, странная какая-то. Думаю, что взять — старуха. А ночью просыпаюсь, она надо мной с ножом стоит… Я перепугалась так… Что ты, говорю, что ты? Тяжело с ними, да. Но видишь, живут долго. Не такие сработанные, как мы. Я когда только приехала, они всё удивлялись: ты чего сюда приехала, у тебя во рту вон зубы золотые, ты богатая… А какая я богатая, зубы простые у меня… Я б разве колотилась столько лет на таких-то работах…

— А сколько лет вам?

— Шестьдесят скоро, а тебе?

— А я чуть постарше.

— Да что ты? Никогда б не подумала. Так ты ещё замуж можешь выйти тут, в Италии.

Евдокия сказала это так, что стало понятно: замужество в Италии было ее давней несбывшейся мечтой. Она ненадолго задумалась, но природная жизнерадостность снова взяла своё.

— Я с Украины, а вы откуда?

— Из Краснодара.

— Тоже красивый город. Везде красиво. А у вас там тоже и богатые, и бедные есть?

— Да, как везде.

— Да, правда. Богатые и бедные. По-итальянски «рикки и повери». Сын говорит, музыканты есть с таким названием, здесь, в Италии, но я не слыхала. Некогда музыку слушать. Устаю очень.

— Язык-то хорошо знаете?

— Да как хорошо… Не все слова понимаю. Я ж в школе здесь не училась. Так, что похватала у них, то и знаю.

Подошёл наш поезд, мы зашли в вагон, помахали Евдокии. Она в ответ улыбнулась во весь свой золотой рот. Поезд тронулся, синьора в розовом газовом платочке осталась на перроне — маленькая, худенькая, с натруженными руками, с начавшими выцветать голубыми глазами, с нелепой котомкой за плечами… Как символ всех матерей и бабушек мира — украинских, итальянских, русских… Про таких русский народ складывал сказки, а великий Феллини снимал фильмы.

В поезде включили радио, зазвучала музыка. Пели Ricchi e Poveri. Знаменитая Che sarà.

«Моя деревня, ты обитаешь на холме,
деревня моя, я тебя покидаю, я ухожу.
Что будет, что будет, что будет,
Что будет с моей жизнью, кто знает?»