Это были долгие поиски. Ни имён, ни фамилий. Только знала, что должен быть брат. И что везли их из дома очень долго. Ульяна писала в детские дома, спрашивала, не попадал ли к ним в тридцать седьмом черноволосый мальчик лет трёх…
Простая история
- Тексты
- 11, Сен 2020
- Просмотров 708
Город назывался Пишпек. В древности здесь были стоянки гуннов, потом заложен загадочный Джуль вдоль Великого Шелкового пути, а в девятнадцатом веке после отчаянного сражения крепость Пишпек сдалась российским войскам и стала частью империи. Здесь жили киргизы, узбеки, русские, бежавшие через Тянь-Шань китайцы. Сеяли пшеницу, разводили скот и рыбу, варили пиво, торговали на базаре, ходили в храм или мечеть, а иногда и в бильярдную. Пили бозо — напиток из злаков и солода. Только ткани и одежду возили из Москвы или покупали на ярмарке.
Рустам Мулладжанов давно задумывался о своей мануфактуре. Хлопок из Ташкента можно было возить караванами, а вот умелых ткачей не было. И он решился. Поехал в Иваново, поговорил с людьми. И привёз -таки целый обоз ткачей — с семьями, со скарбом, с ткацкими станками. А потом ещё один, и ещё.
Рустам построил для ткачей целый квартал. Саманные домики, школа, больница. Хорошо всё складывалось, ладно. Дело процветало.
А потом всё рухнуло. Далекая поначалу революция добралась и до Пишпека. Советская власть частной собственности не признавала. Мануфактуру национализировали. Правда, Рустама оставили директором, на зарплату. Жена от переживаний умерла.
Рустам принял новые правила, удержал фабрику в нелегкие времена. Привык жить по-другому. Всё было другое. Даже город уже назывался не Пишпек, а Фрунзе… Женился снова, родились Гульнара и Дилшот.
Но, видно, не было на роду Рустама написано легкой судьбы. Наступил тридцать седьмой год. Сначала арестовали Рустама. Потом пришли за женой и детьми. Наргиз, обезумевшая от страха за мужа, едва успела собрать малышей.
Больше о Рустаме никто ничего не слышал. Наргиз с детьми запихнули в теплушку и повезли в Новосибирскую область. Люди ничего не понимали, только с ужасом повторяли слова «НКВД», «ГУЛАГ»…
Ехали долго, много недель. Ели то, что приносили сердобольные женщины на станциях. В поезде начались болезни: тиф, дизентерия. Заболела и Наргиз. И быстро сгорела. Как-то утром пятилетняя Гульнара, проснувшись, удивилась, какая мама холодная. Девочка заплакала, а старая Динара, лежавшая рядом, встала, подошла к Наргиз, провела ладонью по ее глазам и вздохнула:
— Отмучилась.
Динара посмотрела на ревущих грязных детей и добавила:
— Куда ж вас теперь?
Наргиз и детей конвоиры вынесли из вагона на следующей остановке. Осиротевшие малыши в ужасе жались друг к другу. Было холодно и страшно.
Их разлучили сразу же. Отправили по разным детским домам. Трехлетнего Дилшота оставили в Новосибирске, переименовали в Ивана и фамилию дали Субботин, потому что попал он в детдом в субботу. Гульнару отвезли дальше, в Красноярск. Там она превратилась из Гули в Улю, Ульяну. Документов у детей не было, говорили они по-русски неважно.
Так и пропала бы семья Мулладжановых, если бы не память Гули. Ей все время снились родители и черноволосый братик в тёплом цветущем городе. Гуля-Ульяна взрослела, а сон не уходил. Но прошло ещё много лет, пока девушка начала искать свою семью.
Это были долгие поиски. Ни имён, ни фамилий. Только знала, что должен быть брат. И что везли их из дома очень долго. Ульяна писала в детские дома, спрашивала, не попадал ли к ним в тридцать седьмом черноволосый мальчик лет трёх… В тридцать седьмом в детдома попадало много маленьких мальчиков без имён и фамилий. Только никто из них не был ее братом.
Ульяна вышла замуж, родила дочку Олю. Но поиски не прекращала, хотя всё чаще думала, что брата давно нет в живых.
Однажды, уже в шестидесятые, она увидела в кинотеатре перед сеансом киноальманах «По Советскому Союзу», выпуск о Киргизии, о городе Фрунзе. Она смотрела во все глаза. Это был город, который так долго ей снился. Фрунзе! Значит, ее семья жила там. Может, начать искать в Киргизии?
Ульяна не осталась смотреть фильм. Она выскочила из кинотеатра и побежала домой. Нужно было писать новые запросы…
Поразительно, но с этого дня всё стало получаться. Сначала во Фрунзе нашлась родная тетя, Чинара, сестра Наргиз. Чинара была уверена, что сестра и племянники погибли. Но когда Ульяна приехала к ней, сомнений не осталось. Ульяна — теперь уже снова Гульнара — была похожа на Наргиз как две капли воды…
А потом они нашли в Новосибирске Ваню-Дилшота. Ваня никак не мог поверить, что он из Киргизии, что у него есть сестра. Он, в отличие от Гульнары, вообще ничего не помнил из детства. До детдома — вообще ничего. И не захотел менять жизнь.
А Гуля поменяла всё. Они с семьей переехали в Киргизию, она снова стала Гульнарой, только фамилия была мужнина. Дочке и мужу в Киргизии понравилось — тепло, фрукты. Живи и радуйся.
Но не давала Гуле покоя судьба родителей. В детдоме ей рассказали, что мама умерла. Но ведь мог быть жив отец. Она пыталась узнать хоть что-то о нем — ничего не получалось.
«Не мучай себя,- писал брат,- ничего ты не найдёшь. Сколько людей тогда сгинуло бесследно. Время было такое».
«Но ведь тебя я нашла,- возражала ему Гуля.- А ведь даже фамилии не знала. А сейчас знаю и фамилию папину, и имя. И даже когда его забрали, тетя Чинара помнит».
И продолжала писать запросы.
И однажды пришёл ответ.
«Дело по обвинению гражданина Мулладжанова Р. А., уроженца… арестованного… пересмотрено… отменено… прекращено за отсутствием… реабилитирован посмертно».
Посмертно.
Гульнара прибежала с конвертом к тете Чинаре и они долго-долго плакали, обнявшись. Плакали по Рустаму, по Наргиз, по Гулиному детству, которого не было, по разорванной семье, по изувеченным судьбам.
Гуля умерла через год. Совсем молодой. Как будто выполнила программу. Оглушённые ее внезапной смертью родные даже не написали об этом Ване и вскоре вернулись в Россию. А Ваня ещё некоторое время писал сестре, удивляясь, почему она не отвечает.
А потом перестал писать.