Прямо на неё с полотна смотрела молодая девушка. Ещё по-детски пухлые губы и щеки, но в светло-зелёных глазах — и женская мудрость, и печаль, и понимание своего непростого будущего, и тревога за ещё не рождённых детей, и тоска по неслучившейся любви…
Портрет
- Тексты
- 5, Июн 2018
- Просмотров 1859
— Как я могу к вам обращаться? — спросила массажистка.
— Ольга.
— Олечка, проходите, переодевайтесь.
Ольга раздраженно поежилась. Она терпеть не могла уменьшительные имена. С детства была Ольгой, даже родители называли ее так. Девочка дружила в основном с мальчишками, лазила по деревьям, играла в футбол, гоняла на велосипеде, не любила платья и кукол. И сейчас, в свои тридцать восемь, Ольга носила короткую стрижку и джинсы, ездила теперь уже на мотоцикле, и фигура была скорее мальчишеской, чем женственной.
Ольга сдержалась, ничего не ответила, легла на кушетку. Умелые руки крепко массировали тренированное тело. Она не любила бессмысленных поглаживаний, всегда просила процедуру пожёстче. Массажистка включила радио. В песне, которая зазвучала, рифмовались « illusion» и «confusion». Иллюзия и смятение. Смятение. Это именно то состояние, в котором пребывала сейчас Ольга.
Ольга работала искусствоведом. Закончила престижный «Сурок», институт имени Сурикова. Живопись любила больше всего в жизни. Художник из неё не получился, она поняла это ещё в художественной школе. То есть, получился бы, конечно, но посредственный. Ей не хватало озарений, сумасшедшинки. Таланта, в общем. Ольга, всегда трезво оценивавшая свои и чужие возможности, не стала по этому поводу переживать, а выбрала профессию искусствоведа. У неё был безукоризненный вкус, любовь к живописи и бесконечная преданность искусству. После вуза жизнь ее составляли выставки, встречи с художниками и поиск настоящих талантов. Что касается личной жизни… Живопись, картины, вернисажи и были личной жизнью Ольги. Нет, конечно, мужчины тоже появлялись, но, скорее, как вынужденная необходимость. Если бы не зов природы, игра гормонов и подобное, в жизни Ольги остались бы одни картины, и она была бы вполне счастлива.
Сейчас у них в городе проходила выставка известного питерского художника Игоря Бухтина. Ольга не была с ним знакома лично, но портреты Бухтина ей нравились, они были энергичными и чувственными. Поэтому она заскочила на выставку за пару часов до открытия — посмотреть работы без суеты. Переходила от портрета к портрету и вдруг как будто споткнулась.
Прямо на неё с полотна смотрела молодая девушка. Ещё по-детски пухлые губы и щеки, но в светло-зелёных глазах — и женская мудрость, и печаль, и понимание своего непростого будущего, и тревога за ещё не рождённых детей, и тоска по неслучившейся любви… В голове Ольги тут же появились картинки — портрет камеристки инфанты Изабеллы Рубенса, женщины Ренуара… Портрет Бухтина был и похож на работы великих предшественников и не похож. В нем ощущалось предчувствие катастрофы, от него замирало сердце.
— Нравится? — раздался голос.
Ольга обернулась. Какой- то незнакомый мужчина, видимо, пришёл раньше времени на выставку. Ольга задумчиво сказала:
— Нравится? Странное слово. Вам нравится молния? Гром? Вряд ли. Они вас ошеломляют, заставляют замереть. Этот портрет ошеломляет. А вы: «Нравится»… Сразу видно, что вы не художник…
Мужчина улыбнулся почему-то радостно и представился:
— Гоша. А вы художник?
— Нет, искусствовед. Я здесь работаю. Извините, Гоша, мне надо идти, да и выставка скоро откроется.
— А зовут-то вас как?
— Ольга. До свидания.
Ольга убежала в свой кабинет, но портрет не шёл у неё из головы и она все же пошла на открытие. В зале уже стояли подносы с выдыхающимся шампанским, собрались люди, в основном, местные художники, нервно поглядывающие и на картины, и на фужеры. Когда представили автора, к микрофону вышел Гоша.
— Не приехал, что ли,- подумала Ольга и вдруг сообразила: это же и есть Бухтин. Игорей иногда называют Гошами, точно. А она-то хороша! «Сразу видно, не художник»… Дурочка с переулочка, искусствовед чертов… Не могла в гугле фотографию поискать…
Она снова подошла к портрету. Официальная часть закончилась, художники расхватали фужеры и бродили с ними по залу.
— Нравится?- раздался за спиной Ольги уже знакомый голос.
Ольга обернулась, засмеялась.
— Простите, Игорь, что я вас так отчитала… Не узнала…
— Гоша. Зовите меня Гошей, мне так привычнее. Да почему вы должны были меня узнать, я же не кинозвезда.
Они проговорили весь вечер. О живописи, о художниках, о современном зрителе. К Бухтину все время подходили люди, восхищались, что-то рассказывали. В конце концов Ольга и Гоша остались вдвоём. Расставаться совсем не хотелось.
Они обосновались в соседней кофейне. Разговор принял другой оборот — личный, доверительный. О жизни, о смерти, о судьбе…
А она трогательная. С виду мужик мужиком — плечи широкие, стрижка эта дурацкая под мальчика, татуировка… А глазищи — как у русалки. Грустные. Черт, карандаша нет с собой… И руки какие выразительные. Запомнить. Ногти недлинные, без лака. Правильные ногти, человеческие. Вообще она вся человеческая, естественная. Смеётся, оттаяла… В зале вначале жесткая была. Обороняется. Воюет. А сейчас не на войне. Как нежность в ней проступает через эту оборону… Эх, карандаша нет, в гостинице сразу набросок сделаю…
Какой он… Разве бывают такие мужики? Не звездный, не пыжится, не доказывает мне ничего, не хвастает… Простой, душевный, тёплый… Как будто сто лет знакомы… Где ж ты раньше был? Встретила бы — не отпустила… Сейчас, наверное, поздно уже… Ему под пятьдесят, красив, знаменит… Ученицы, натурщицы… Жена наверняка… Где ж ты раньше был?..
— Телефоны? Конечно, давайте обменяемся… А вы уже завтра улетаете? Утром? Только на открытие прилетели… Как жаль… В Питере давно была… Пригласите? Я с удовольствием… Давайте я вас в гостиницу отвезу, я на мотоцикле. Вы не боитесь ездить на мотоцикле?
Массаж закончился. Смятение и иллюзии остались. Гоша улетел в Питер три недели назад, звонка от него не было. Да и не могло быть, что она себе вообразила… Сама Ольга звонить ему не станет. Ни за что. А ещё в Питер приглашал… Хотя… Разве что позвонить, пригласить на закрытие выставки?
И убедиться, что он тебя не помнит?- прозвучал внутренний голос.
Лучше уж убедиться, чем все время думать, почему он не звонит.
— Алло, Гоша? А кто? Ах, сын… А Гошу можно? Меня зовут Ольга, я искусствовед, у нас выставка его проходит, и я хотела пригласить… Как умер? Что значит: умер? Инфаркт… Неделю назад… Мои соболезнования… Посмертная выставка? Да, я постараюсь прилететь…
Через несколько недель Ольга переступила порог галереи в Петербурге. И застыла. С первого же увиденного ею портрета смотрела она сама. Только другая. Ольга на портрете мчалась на мотоцикле — совсем как в жизни, только за спиной у неё развевались прекрасные каштаново-золотистые волосы. Женщина улыбалась нежной, трогательной и беззащитной улыбкой. В глазах была затаенная боль, и страх ошибиться, и желание довериться, и вечная жажда любви…
— Это папин последний портрет, он не успел его закончить,- мужской голос был поразительно похож на Гошин.- Папа вернулся из командировки и сразу его начал. Днём и ночью работал, как чувствовал, что последний…
Ольга оглянулась на говорившего. Молодой мужчина в чёрном свитере был такой же высокий и красивый, как Гоша.
— А вы чем-то похожи,- сказал он, задумчиво глядя на портрет и на Ольгу. — Только прическа другая…