ПИТЧИНГ

ПИТЧИНГ

Модное слово «питчинг» вначале обозначало презентацию кинопроекта, а сейчас уже используется где только можно.

Питчинг, о котором идёт речь, касался литературы. Группка начинающих писателей, нервно зажимающих под мышками кто — рукописи, кто — планшеты, уселась в зале, ожидая вершителей судеб. Вершители запаздывали. Вскоре они зашли в зал, громко и весело переговариваясь, так же громко расселись за столом, изображая президиум, и утомленно взглянули в зал.

Смысл действа был в том, чтобы пишущим братьям найти своего издателя, а издателям — перспективного автора. Начинающие жаждали прославиться и издаться. Президиум, кажется, ничего особенно не жаждал и вообще представлял собой любопытное зрелище.

Почетным генералом был широко известный в узких кругах писатель. То есть книги его издаются и их можно купить в магазинах. Но если выйти на улицу и прохожих поспрашивать: «А читали ль вы такого-то?» — так это занятие вполне бесперспективное, ибо всенародной славы не достиг. Писатель был явно не в духе. То ли узкие штиблеты мозоль натерли, то ли жена в ночи супружеский долг не исполнила, но был он хмур, молчалив и даже несколько раздражён.

Второй мужчина в ареопаге явно мучился похмельем. Он был бледен, без конца пил воду и с тоской поглядывал в окно. Невнятно представился научным сотрудником чего-то там. За какие грехи эти двое отбывали здесь свой срок, было непонятно.

Три женщины представляли не слишком известные издательства и занимали в них не самые высокие посты. Они как раз были очень активны, многословны и без конца поучали собравшихся. Возможно, в издательствах с ними не очень считались, и здесь они отыгрывались на несчастных надеющихся бумагомараках.

— Дайте мне фабулу,- вскидывая руки, восклицала басом одна из них, похожая на покрупневшую артистку Ахеджакову.- Дайте мне действие, сюжет, дайте конфликт!

Вторая, худющая, с волосами мышиного цвета и без всякой косметики на такого же цвета лице, была цинична:

— Да кому нужны эти ваши сопли в сахаре? Ведь какое сейчас время? Всю планету штырит и торкает, а у вас стрррадания и романтизьм!

Последние два слова она произнесла с явным отвращением.

Ещё одна издательша играла в доброго следователя и всем говорила:

— Вы очень талантливы! Вам нужно писать! Нужно пробовать себя! Возможно, через годик вы нас убедите!

Трясущимся соискателям давали по пять минут на представление текстов. Соискатели выходили к трибуне, читали, показывали слайды, разве что польку-бабочку не танцевали.

На одном из выступлений внезапно проснулся похмельный научный сотрудник и заинтересованно спросил:

— А вот у вас там бренди упоминается в тексте. Какой марки?

Писатель ненавидяще посмотрел на похмельного и перевёл такой же взгляд на зал. Тут ему дали слово. Он бессвязно сказал что-то о миссии литератора, о том, что книжные магазины забиты, а читать нечего, и неожиданно умолк.

Собравшиеся ничего не поняли, но на всякий случай испугались.

Женщина-мышь посмотрела на часы и вскочила:

— Всё, заканчиваем. У нас уже началась следующая встреча, мы опаздываем!

В зале тоже повскакивали, кинулись к великолепной пятерке, протягивая рукописи и что-то выкрикивая. В глазах были надежда и жажда славы.

Когда судьи отбыли, участники питчинга перебазировались в соседнее кафе, где долго рассуждали о судьбах русской литературы, об изменчивой природе успеха и о том, как трудно быть писателем в России.

Примерно о том же рассуждал сам с собой вечером и писатель, добравшийся домой после длинного дня, полного встреч с идиотами-графоманами. У писателя застопорился роман, который он писал, жена изменяла ему с соседом и новые туфли действительно растерли ноги. Писатель пребывал в экзистенциальном кризисе. Он валялся на диване, рассматривал свои голые тощие ноги с волдырями на пятках и раздумывал, что ему делать. Вариантов было немало. Можно было покончить с собой. Набить морду соседу. Пойти к издателю и сказать всё, что он думает об их договоре. Пойти в комнату к жене и сказать всё, что он думает о ней. Позвонить любовнице.

Наконец, можно было просто выпить.

Обдумав все варианты, писатель остановился на последнем. Он достал из портфеля купленную по дороге домой бутылку — вот как чувствовал, что пригодится! Там ещё лежали рукописи этих писак. Рукописи он тоже достал, разложил их на столе текстами вниз. Порезал на бумаге хлеб, колбаску. Разлил водку.

Через полчаса полегчало. Он сгрёб со стола листки с объедками, выбросил. Пошёл спать. Во сне он дописал роман, получил за него Нобелевскую премию по литературе и сосед на коленях просил у него прощения и автограф.

Жалко только, что утром он совсем не помнил, что же такого гениального написал в романе. Писатель вытащил из мусорного пакета промасленные листки и начал их читать в надежде на идею, от которой можно было бы оттолкнуться. Иначе зачем вообще было ходить на эти питчинги!