Когда мы были бессмертными

Когда мы были бессмертными

Сумерки. Ранний вечер. Ты сидишь за столом, куришь сигареты — одну за другой, в рюмке твой любимый испанский бренди. Ты бледный, нервный, в пепельнице уже гора окурков…

— Я режиссёр, понимаешь? Я творец. Мне нужны новые эмоции, впечатления, флирт какой-то, восхищение.

Я злюсь, я тоже пью бренди, хотя терпеть не могу крепкие напитки. Злость выплескивается из меня желчными, язвительными словами.

— Ну и как, получил?

— Что?

— Получил эмоции, впечатления? Доволен? Их хватит для гениального фильма?

— Господи, ну зачем ты так… Ты же понимаешь меня, ты же сама актриса…

Я почти кричу:

— Нет, не понимаю! Не понимаю! Почему ты ищешь эмоции на стороне? Почему я ищу их в тебе и только в тебе? Я ни разу — слышишь?- ни разу даже не взглянула ни на одного мужчину. Мне это не нужно было. А ты…

Ты резко ставишь на стол бутылку, бренди маслянисто плещется в ней.

— А что я? Что я? Ну попутал бес разок, ну так ведь я не отрицаю. Прощенья прошу.

— Разок? А как я могу быть уверена, что разок?

Ты отводишь глаза в сторону, и меня осеняет. Я вдруг понимаю всё. Не разок. И не два. Я сжимаю бокал в руке, костяшки пальцев бледнеют. Они сейчас такие же белые, как твоё лицо. Я почти шепчу:

— Ты всё время мне изменял? Все эти годы после свадьбы?

Ты смотришь на меня и молчишь. В твоих глазах признание, и печаль, и страх, и любовь.

— Прости меня.

Я вскакиваю со стула и начинаю крушить всё вокруг. Швыряю на пол бокал, пепельницу, вазу. Окурки разлетаются по комнате, на полу осколки, я ору:

— Получай! Тебе нужны эмоции? Вдохновение? Держи!

Я обрушиваю книги с полки. Одна больно ударяет меня по лодыжке, я опускаюсь на пол и начинаю рыдать. Ты подходишь, обнимаешь меня, что-то говоришь, утешая. Но я не хочу тебя слышать.

Я больше не люблю тебя.

Ты ещё попытался помириться на следующий день. Но это было бесполезно. Во мне как будто что-то умерло. И не было внутри места для тебя.

Ты собрал чемоданы и ушёл.

Мы были молоды, талантливы, ты мечтал об «Оскаре», я о всемирной славе. Нам казалось, что жизнь бесконечна , а мы почти бессмертны.

А потом мне сказали, что ты начал пить. Ты что-то снимал, я в чем-то снималась. Но ты так и не снял гениальный фильм и так и не получил «Оскара». Да и я особенно не прославилась. Ты больше не женился. Я не вышла замуж.

А сегодня ты умер. Просто сел в кресло, закрыл глаза и умер. Легкая и счастливая смерть. Только ранняя. Даже до сорока не дожил.

Мне позвонила подруга и рассказала о том, что ты умер. И вот я сижу в сумерках и пью бренди. Ты привёз тогда из Испании две бутылки, и вторая стояла в шкафу все эти годы. Я же не пью крепких напитков.

Я пью бренди и смотрю твою институтскую короткометражку. Наверное, это единственное, что осталось у меня от тебя. Я там снималась, поэтому и сохранила. «Легкое дыхание», по Бунину. Такой светлый, такой нежный фильм. После него все стали считать тебя гением, а меня — подающей большие надежды. Мы тогда были влюблены друг в друга, ты лазил ко мне на балкон по пожарной лестнице и оставлял там ромашки. Я всегда любила ромашки. Мы оба обожали старый советский фильм «Летят журавли», и ты, как его герой, стал называть меня Белкой…

Больше меня так никто не называл.

И мы не стали бессмертными.

На мониторе двигаются черно-белые тени, а в финале на весь экран — твоё красивое молодое лицо. Во взгляде удивление и испуг. И просьба о помощи. А раньше я этого не замечала…

Твоё лицо медленно тает, растворяется, и экран становится белым. Ты превратился в ничто.

Зачем ты приходил на этот свет? Что должен был сделать? И могло бы всё пойти по-другому, если бы мы остались вместе?

Бренди покачивается в бутылке. Белый экран на фоне чёрного окна — как крик о помощи, который я не услышала вовремя.

Увидимся ли мы там, за порогом? Простишь ли ты меня? И есть ли он, этот порог?