Кандалы

Кандалы

Белые скалы вокруг, сцена практически на озере, зрители на песке — кто на стульчиках, привезённых с собой, кто просто на полотенцах. Горько пахло травой, свежими листьями берёз. Потом эти запахи ушли, забитые мясным духом фуд-корта, люди пили, ели, смеялись, хлопали, подпевали. Солнце, уходя, раскрасило облака розовым, потом набежали тучи, выдавили из себя несколько капель дождя, решили, что хватит. В темноте включили прожекторы, они шарили по скалам, на верхушках были зрители, которым всё было видно и без билетов…
— Ну что, поехали? А то не выберемся потом.
Наташа встрепенулась, обрадовалась.
— Поехали. Только ещё шампанского?
Павел принёс бокал.
— Тебе понравилось?- щебетала Наташа, когда они поднимались наверх, к машине.
— Да, южноафриканец очень даже.
— А певица?- ревниво спросила Наташа.
— Певица как раз не очень.
Они дошли до машины, Наташа удовлетворенно устроилась на сиденье.
— Замуж за меня хочет,- со злостью вдруг подумал Павел.- Как и все остальные, она хочет за меня замуж.
Опять заныли запястья.
Павел уже был женат. В Изольде он любил всё, кроме ее дурацкого имени. Жена была умна, красива и не слишком капризна. Но всё равно в браке у Павла было ощущение, что он находится в клетке и в кандалах. Он чувствовал это физически — в особенно нервные моменты даже ныли руки. Он уже не принадлежал себе. Он не мог как раньше, после нервного рабочего дня, сесть на мотоцикл и мчаться в пригород, в березы, в траву, в небо. Мотоцикл был его разрядкой, его любовью, его другом. После свадьбы по вечерам нужно было бросать друга и ужинать с Изольдой, или идти с ней в театр, который он ненавидел, или смотреть кино…
И было ощущение, что ты в кандалах, и была любовь к Изольде. И это плохо монтировалось… Плохо.
И он не нашёл ничего лучшего, как рассказать обо всем Изольде.
— То есть ты гуляешь со мной, ешь со мной, спишь со мной, а на тебе кандалы?
— Ну что-то вроде этого, да, — Павел был воодушевлен пониманием жены и надеялся: сейчас она что-нибудь придумает. Но то, что она сказала, было гораздо радикальнее его собственных мыслей.
— Давай разводиться, Паш. Не мучай себя. Да и я не подписывалась с каторжанином жить.
— Подожди, как разводиться? Я тебя люблю, и ты меня тоже, надеюсь…
— Ну да, бывает. Стокгольмский синдром называется. Любовь жертвы к своему мучителю.
— Ты не мучитель…
В общем, они попрепирались так ещё пару месяцев и все-таки развелись. Павел до сих пор не знал, правильно ли он тогда поступил. Нужно было вываливать всю правду или следовало поберечь любимого человека? Вечный выбор между истиной и милосердием всегда давался Павлу нелегко.
Вот и сейчас, сидя в машине с Наташей, Павел почувствовал знакомые симптомы. «Да помолчи ты»,- сказал он сам себе и тут же произнёс:
— Наташ, а ты хочешь выйти за меня замуж?
Наташа засветилась, разулыбалась, обхватила его колено.
— Конечно, Паш. Конечно, я хочу за тебя замуж. Это следует расценивать как предложение?
— Предложение? Нет, конечно, нет. Это просто вопрос.
— Просто вопрос?- Наташа недобро глянула на него.- Ты что, не собираешься мне делать предложение? А зачем тогда это всё?
— Что «всё»?
— Всё это. Конфеты, букеты, концерты эти дурацкие, вечера романтические. Зачем это, если не будет предложения?
Павла понесло.
— А что, встречаться можно только с прицелом на брак? А просто потому, что нравимся друг другу? А чтобы узнать друг друга?
— Я всё поняла. Останови машину.
Павел остановился, Наташа молча вышла, громко хлопнув дверью.
Вечером Павел, как обычно, пошёл на тренировку в лесопарк недалеко от дома. Среди распаренных за день сосен остервенело бил кувалдой по автомобильному колесу, потом ворочал это трехсоткилограммовое колесо, потом бегал, занимался на турнике…
Но в этот раз даже железо не вымело из головы мысли. Мама хотела внуков и через день заводила разговоры о женитьбе. Друзья в большинстве своём были женаты и с детьми. И тоже намекали, что пора.
А он не хотел обратно — в кандалы. Он отчетливо понимал, что даже с самой прекрасной девушкой у него будет ощущение несвободы. Что снова придётся делать выбор, и выбор всегда будет не в его пользу, и снова надо будет жертвовать тем, что любишь, и твоя свобода закончится там, где начнётся свобода другого…
Павел шёл домой, чувствуя каждую мышцу. В конце концов, ему всего сорок. Значит, не созрел он ещё для полноценных отношений. Когда — без несвободы, без кандалов, без взаимных обид и упреков…
Вот только бывают ли такие отношения?
Он не заметил в темноте корень, споткнулся, упал ничком. Полежал немного, вдыхая запах травы.
Надо завтра позвонить Наташе. Жениться ни к чему, а вот в отпуск один ездить Павел не любил. Наташа незлопамятная, простит.