Переходный климакс

Переходный климакс

— Иди мой руки, сынок, обед готов.

Тут-то Денис и отвязался.

Он орал что-то про осточертевшие обеды, надоевшую мать, а в мозгу билось: в кино небось пошли… сядут на последний ряд… целоваться будут…

Мать, обожавшая сына, от неожиданности открыла рот, потом закрыла и молча ушла в кухню.

Её молчание стало для Дениса звуком стартового пистолета.

Он понял: можно.

И с тех пор за все, что случалось или не случалось в его жизни, получала мать. Он был груб, невежлив, никогда не скрывал ни раздражения, ни плохого настроения. Ещё он полюбил солдафонский юмор и постоянно шутил — к месту и не к месту.

— Переходный возраст,- вздыхала терпеливая мать.- Пройдёт.

Но фокус был в том, что не проходило. Ни к восемнадцати, ни к двадцати, ни к тридцати. Наоборот, нервное  поведение  и вспышки гнева стали привычными для окружающих. Настолько привычными, что на них уже даже не обращали внимания.

— Что-то у тебя переходный возраст затянулся,- замечала мать в ответ на очередной всплеск настроения Дениса.

— Не гавкай,- огрызался сын.

Мать уходила из комнаты. Она не могла ничего ответить. Когда сын хамил, она чувствовала отчаяние,  бессилие и никак не могла понять, как её ласковый, болезненный Дениска, который делился с ней всем, даже своими первыми влюбленностями, вырос в этого бесчувственного грубияна.

В тринадцать он, ещё нежный и ласковый, написал ей записку: «Мамочка, я так тебя люблю. Я всегда буду жить с тобой и никогда не женюсь». Она так смеялась тогда…

В пятнадцать, влюбившись в Ленку, он выкрал у матери ту записку и выбросил её. И расстался с детством. А потом и с мечтами о Ленке.

Женился он ещё в институте. Оксана чем-то неуловимо напоминала Ленку. Длинноногая блондинка, она пользовалась успехом у сокурсников, но выбрала Дениса. Денису тогда казалось, что он влюблён, и он был с Оксаной нежен и ласков.

Свадьбу сыграли пышную, с лимузинами и фейерверком. Прожили молодые вместе три недели. Не успели даже съездить в свадебное путешествие. Просто однажды они пошли в кино, и Денису показалось, что молодая жена кому-то  строит глазки. Его накрыло воспоминание о Ленке с Валеркой, и он тут же, в кинотеатре, закатил жене сцену. Оксана с ужасом смотрела на него, повторяя что-то вроде:

— На меня так никто… Никогда…

Но это ещё больше раззадорило Дениса, его уже понесло, и он выкрикивал на весь кинотеатр:

— Привыкай! Я тебе не позволю флиртовать направо-налево!

Народ  поглядывал на кричащего — кто с любопытством, кто с одобрением. Оксана, не успевая вытирать текущие слезы, выскочила из фойе, Денис ринулся за ней, продолжая что-то выкрикивать на ходу. Дома  молодая жена собрала чемоданы и уехала к маме — как оказалось, навсегда. Через два года она вышла замуж за флегматичного парня и вспоминала первое замужество как главную ошибку юности.

А Денис после ухода жены озверел ещё больше. Достаточно было ничтожного повода, чтобы он завёлся, — несвоевременного звонка матери, косого, как ему казалось, взгляда сослуживца. Он орал на прохожих, на водителей, на продавцов и служащих банка. Все вокруг словно были виноваты в чем-то перед ним, и виноваты крепко.

Конечно, случались  исключения — Денис не был идиотом. Начальники, гаишники, люди, от которых что-то зависело, — с ними Денис разговаривал заискивающе и с шутками-прибаутками. Шутки в основном черпались из телевизионных КВНов и колонок газетных анекдотов, были всем известны и не очень смешны. Но Денису казалось, что все вокруг в восторге от того, какой он компанейский и остроумный парень. Он жил в гармонии с миром и с собой.

Второй раз жениться  не собирался. Снова наступать на эти вилы? Чтобы опять его предали и опозорили? Нет уж, извольте. Нам и так неплохо. Быт был вполне устроен, по выходным мама  привозила борщ в трехлитровой банке, пироги и забирала белье в стирку, днём он ел на работе…  Женщины у него бывали,конечно,  но никогда ничего серьёзного, Боже упаси.

Как он влип с Диной, он так и не понял. Ему было уже тридцать пять, с Диной они работали вместе последние четыре года, и она, как говорили раньше, по нему сохла. Ну мало ли кто по нему сох — парень-то он видный, с квартирой опять же собственной. Пару раз Дина у него побывала дома. А через некоторое время, заливаясь счастливыми слезами, поведала ему, что беременна, что будет рожать, что в её тридцать четыре — это последний шанс, и что он может на ней не жениться, если не хочет, это на её счастье никак не повлияет.

Такой поворот событий был для Дениса полной неожиданностью. Он привык к тому, что женщины видели в нем потенциального мужа и о женитьбе мечтали. А эта — ишь, «не повлияет»… А ребёнок что, сиротой будет расти при живом отце?

В общем, тихо поженились. Для Дениса это был брак по расчёту. Дина была спокойной, хозяйственной, опять же ребёнок нужен, продолжатель рода.

Тем более, что родился сын.

Пока жена была беременна, Денис выливал агрессию на работе. Но месяца  через два после рождения  Лени, когда он пришёл на обед с работы, схватил полную ложку борща и обжегся, вскочил из-за стола, затряс головой и заорал на всю кухню:

— Дура! Сидишь дома целый день, не могла мужу борщ остудить!

Дина, переворачивающая котлеты на плите, обернулась, посмотрела на мужа любящими глазами и ответила:

— Уу, какой у нас папка грозный! Настоящий мачо!

Положила  ему котлеты, побежала в комнату к подавшему голос сыну.  Оттуда донеслось:

— Папка-то у нас Денис Грозный! Представляешь?

С тех пор на каждый выкрик мужа она реагировала так обескураживающе спокойно, что орать даже не имело смысла.

И Денис начал  воспитывать сына.

Он дергал мальчика по пустякам. Тот, по мнению отца, все делал не так, был нежен и спокоен —  в мать. Денис муштровал его с утра до ночи. В доме то и дело слышалось:

— Как ты ешь? Что ты на себя напялил? Кто так разговаривает? Чего ты опять в телевизор уставился?

Сын реагировал примерно так же, как мать, — как на стихийное бедствие, которое надо просто переждать. Лет в десять он понял, что от этих порывов можно просто уходить в свою комнату и там запираться. Отец орал за дверью, но не заходил. Это был отработанный ритуал, привычная домашняя обстановка.

— Да что ж ты грубый такой?- не уставала удивляться мать, которая за всю жизнь так и не привыкла к поведению сына.- Переходный возраст, вроде, давно прошёл…

— А у меня климакс уже начался,- огрызался Денис.- У мужчин тоже бывает, знаешь?

Мать всплескивала руками, и разговор заканчивался. Так все и жили — по отработанному раз и навсегда сценарию. И почти все были почти счастливы.

Пока Лене не исполнилось пятнадцать. Он захотел позвать на свой день рождения домой друзей. Вообще-то это было не принято, гостей в семье не слишком привечали, но тут особая история, круглая дата…

Денис упёрся.

— А мы с матерью куда? Под дверью стоять будем, пока вы тут девочек будете общупывать? А если вы  групповуха решите устроить, кто потом отвечать будет?

И тут взорвался Лёня. Тишайший Лёня, который никогда не повышал голос, никогда никому не грубил и не дерзил. Лёня заорал так, что Дина вздрогнула.

— Как ты осточертел со своим хамством! Пятнадцать лет я жду, что ты поумнеешь, а ты все никак! Ты что, думаешь, всю жизнь гадости нам говорить будешь? Нет уж, хватит. Ещё слово подобное скажешь, я из дому уйду, к бабушке. И гостей к бабушке позову. А ты сиди тут, хам трамвайный!

Сын развернулся, зашёл в свою комнату и изо всех сил хлопнул дверью.

Денис взглянул на жену и увидел в её глазах торжествующее выражение.

— Нравится тебе,да?- набирая громкость, заговорил он.- Видишь, кого воспитала? На отца голос поднимает…

— Нормального человека я воспитала,- неожиданно твёрдым голосом ответила  Дина.- А ты и правда угомонился бы. Надоел уже всем хуже пареной редьки.

Дина пошла в комнату сына, и оттуда послышались из тихие голоса. Денис стоял у стола в раздумьях: швырнуть на пол фужер? расфигачить косметичку жены? сбросить подушки с дивана на пол? Агрессия подступала к горлу огромным комком…

Ах да. К черту фужеры. Выход есть.

И он позвонил матери.