Гречка

Гречка

— Ты не поняла, это не диета. Я просто начала ее есть. Сроду не ела, терпеть не могла, а тут начала.

— Прикольно. И что?

— Да думаю, наверное, кровь обновилась. Пишут же, что раз в семь лет кровь обновляется и вообще всё в организме.

— Прикольно… Так только гречка или ещё что?

— Знаешь, я голод с трудом переносить стала. Как мужик прямо. Домой с работы прибегаю, если ничего нет, я хлеб баклажановой икрой намажу, пару бутербродов наверну — и потом только ужин готовить начинаю. Раньше не было такого… Мужиком становлюсь…

— А Виталик как на это смотрит?

— А Виталик как раз наоборот… Я бутерброд в себя запихиваю, а он кругами ходит и ужасается: «Милая, ну что ж ты без салфетки, давай я тебе стол сервирую»… Ты понимаешь, я голодная как собака, а он мне сервирует…

— Да, прикольно…

— Если ты ещё раз скажешь «прикольно», я в тебя кину чем-нибудь.

— Здрасти! Ты чего заводишься? Я тебя слушаю, не перебиваю, поддерживаю… И правда, как мужик стала…

— Прости, Глаша. Совсем я что-то… Ну ты сама посуди, я действительно в семье за мужика. Всё на мне, понимаешь, всё. Работа, дом. Приготовить, постирать, убрать, погладить, купить, починить, заплатить, мусор, химчистка, магазины… Он же художник! Художник! Его в аптеку пошли — он потеряется! Я не шучу, Глаша, так было уже. Хорошо, телефоны мобильные есть, так я его к дому обратно вывела, как навигатор… Мне проще самой всё сделать, только устаю очень и вот гречку стала есть…

— Том, ну он же вроде хороший художник-то… Потерпи, прославится, разбогатеете, полегче будет. Помощницу наймёшь какую-нибудь, по хозяйству.

— Не знаю, Глаша. Если и разбогатеем, то нескоро. Он же работы свои почти не продаёт. Говорит, они мне как дети, как можно детей продавать? Хотя, может, ты и права, я сон видела.

— Какой сон?

— Знаешь, такой яркий, красочный. Как будто лежу я в кровати, а по всей комнате, даже по одеялу пауки ползают. Мне сначала противно во сне стало, потом присмотрелась: а у них вместо брюшек драгоценные камни. Зелененькие такие, прозрачные, большие. Я проснулась, сразу в сонник полезла. А там и написано: к достатку и благосостоянию.

— Ну видишь, и я о том же. Потерпеть только немного надо…

— Да насчёт потерпеть — это ж нас хлебом не корми… Это у нас лучше всего получается… Ладно, хватит про моего, ты- то как?

— Ох, Тома… У меня такая скука — ни пауков, ни самоцветов… Хоть удавись…

— Ты с ума сошла, что такое говоришь?

— Да нет, это я образно. Я, конечно, сама виновата. Нельзя без любви замуж выходить было. Но вы все повыскакивали уже, я одна с курса засиделась. А Фил такой был положительный, обеспеченный опять же. Думала, буду как за каменной стеной…

— Ну и как?

— Говорю ж тебе, хоть волком вой. Работать не даёт. «Зачем,-говорит,- тебе эти гроши?». Всё распланировано. В декабре планируем летний отдых, в июне зимний. В понедельник знаем, что будем делать в субботу. Рыбный день в четверг. Фитнес три раза в неделю.

— Насчёт рыбного дня — это шутка?

— Шутка. На самом деле ещё во вторник.

— Вот знаешь, со спонтанностью моего Виталика, когда вообще ничего заранее не знаешь, я бы, может, и хотела пожить так, как ты.

— Сдохнешь.

— Что?

— Ты сдохнешь. От скуки, от размеренности, от предсказуемости. Понимаешь, наша с Филом жизнь — это как твоя гречка. Страшно полезная и правильная, но ужасно невкусная. Ну, по мне, невкусная.

— Ага, зато у нас Виталиком салат оливье, да?

— Нет. У вас такой салат, знаешь, в котором ингредиенты неизвестны. Что ты в следующий раз вилкой подцепишь — непонятно, то ли яблоко, то ли сельдерей.

— Хорошо там, где нас нет, Глаша. Вот ты представь себе: воскресенье. Утро. У меня одна мечта — выспаться. Он вскакивает в шесть утра, начинает носиться по квартире, потом будит меня с воплями: «Вставай, старушка, всю жизнь проспишь! Пошли на крышу рассвет смотреть!»

— Он тебя до сих пор старушкой называет?

— Ага. Смешной такой. Конечно, я люблю его. Хотя иногда вот — убила бы просто!

— А я своего не люблю. Но тоже иногда — убила бы.